Четвертый домик

Ученик по имени Яков, отпросившись у хозяина, шел домой. Он шел уже третий день, а конца лесу не было. Как назло, никто не встречался – ни купец, ни дровосек, ни смолокур. Яков понял, что сбился с дороги. Он был маленький, шел в первый раз, и хотя ему объясняли, чего держаться и где сворачивать, выйдя из города, он все забыл. Засмотрелся по сторонам и потерял счет тропинкам.Сперва он не очень беспокоился – ожидал кого-нибудь встретить. Но когда настал вечер третьего дня, он приуныл. К тому же нагнало туч, быстро потемнело, и по верхушкам деревьев зашумел дождь. Правда, внизу еще не капало, так как листья были густые, но у Якова на душе стало как-то нехорошо. «Что ж это я сплоховал, – думал он, оглядываясь, – опоздаю домой на праздник.» Тут он остановился, прерывая себя, и вскрикнул:

– Боже ты мой! Ведь я забыл про письмо!

Он прислонился спиной к дереву – капли уже пробивали листья – и вынул из-за пазухи конверт.

Якову было десять лет, и он не умел читать, но, видя на конверте буквы, вспомнил точно, что там стояло: «Спросить в деревне Шлангенвальд старуху Ульрику Меншенфрессерин. Отдать ей самой в собственные руки».

– Нехорошо, – повторил Яков, вздрагивая. – Я сам виноват, плохо слушал, вот и потерял дорогу.

Он еще раз оглянулся – кругом была черная темнота, так быстро настала ночь. Ничего не оставалось, он уселся под деревом, сжался, чтобы было теплее и стал дремать.

Вдруг его разбудил шум. Дождь прошел, и было тихо, только вдалеке что-то хлопало: тук, тук, тук-тук. Яков прислушался и вскочил. Да это же дровосек, иначе быть не может. Ах, какая удача! Яков пошел на стук и вскоре увидел свет.

Под кустами слабо горел хворост. Над ним стоял толстый человек с топором, а подальше – повозка с дровами. Дровосек только что убрался и, наверное, собирался спать.

– Здравствуйте, – сказал Яков.

Дровосек оглянулся и вдруг, всплеснув руками, засмеялся во весь зубастый рот и затараторил:

– Мальчик! Какой маленький, какой пухленький! Иди, иди сюда.

Яков рассказал, что он заблудился. Дровосек слушал невнимательно. Он, видно, раздумал спать. Сбросил с повозки дров, подложил в костер, они зашипели. Потом стало светло. Дровосек снял большой котел, зачерпнул из ручья воды и поставил на огонь. Затем вынул нож, уселся и стал точить его на бруске. Наконец он спросил Якова:

– Откуда же ты взялся, мальчик?

Яков повторил.

–Ну хорошо, – сказал дровосек, раздвигая толстые щеки, – хорошо, что ты попал сюда. Здесь нам с тобой уютно, нам с тобой приятно.

– Уютно-то уютно, – возразил Яков, – но я очень тороплюсь, а мне еще надо занести письмо.

– Куда тебе торопиться, – сказал дровосек, – что за письмо?

– А вот, – ответил Яков, вынимая конверт, – тут написано: деревня Шлангенвальд, старуха Меншенфрессерин, ей самой, в собственные руки.

Дровосек взглянул на конверт и уронил нож. Неожиданно он забрал письмо у Якова, распечатал и стал читать. Сперва Яков обиделся и рассердился, но потом ему стало любопытно и он попросил:

– Ну, что там написано, почитайте вслух.

Дровосек странно переменился. Он посмотрел на Якова сердитыми глазами и начал читать по складам:

– Дорогая и многоуважаемая фрау Ульрика! Как вы поживаете? Все так же ли несравненно вы готовите вкусные блюда? Помня нашу старую дружбу и зная, как вы любите детей, я уговорил этого мальчика у городских ворот передать вам мое письмо. Вы увидите, что мальчик хотя и маленький, но зато пухленький и румяный. Он вам понравится. Вы можете его… – тут дровосек остановился и швырнул письмо на траву.

– Ну а дальше? Дальше? – спросил Яков.

– Ничего, – буркнул дровосек, – интересного.

– Нет, мне интересно, – настаивал Яков, – читайте дальше!

Дровосек сердито фыркнул, поднял письмо, некоторое время глядел на него молча и потом прочел его уже не по складам, но запинаясь и останавливаясь:

– Вы можете его… угостить… гм… пряниками и кренделями… конфетами и котлетами… печеньем и вареньем… и мясным супом в придачу, чтоб ему было весело идти домой… Вот и все, и больше ничего!

Сказавши это, дровосек отдал письмо и вдруг, к удивлению Якова, ударил ногой по котлу, который перевернулся и залил огонь. Дровосек лег спать. Некоторое время он ворочался и бормотал:

– Старая карга. Не дадут человеку пообедать… Все только ей… – и другие непонятные фразы.

Яков тоже лег спать, выбравши место посуше, и ему снились конфеты и котлеты.

Проснулся он очень поздно. Ярко светило солнце. Рядом с ним никого не было. Дровосек и повозка исчезли. Досадуя, что не узнал о дороге, Яков стал раздумывать, в какую сторону идти. И впереди, и справа, и слева был густой лес. Протирая глаза и потягиваясь, Яков взглянул назад. Тут же он ахнул и вскочил на ноги. Дело в том, что он находился на опушке, на краю леса. Сзади деревья стояли редко и было видно, что вниз идет крутой спуск, а в конце этого спуска, не очень далеко, стоят четыре дома: один розовый, другой голубой, третий желтый, а четвертый – черный.

– Да это же и есть Шлангенвальд, – воскликнул Яков, радуясь. – Ах, какая удача!

Он пошел по спуску, рассматривая дома и раздумывая, в каком из них живет старуха Ульрика. «Может, в этом первом, розовом? Пойду туда. Или в голубом. Он тоже очень красивый. Уж раз побывать в розовом, то хорошо бы и в голубом. А желтый? Интересно, что в этом, желтом? Очень может быть, что она там». Но самым интересным и красивым показался ему черный домик. Правда, он стоял последним, за всеми другими, на холме.

Когда Яков спустился, поравнялся с первым домом и шел вдоль его забора, тоже выкрашенного в розовый цвет, из-за угла навстречу ему вышла девушка лет семнадцати, с круглым лицом, длинным носом и круглыми глазами. Губы у нее были красные и толстые, а подбородка почти не было совсем, такой он был маленький и срезанный. Она несла, продевши руку под ручку, большую плетеную корзину, в которой лежало что-то, закрытое сверху чистым полотенцем. Круглые глаза девушки беспокойно бегали, но когда она столкнулась с Яковом, она остановилась, поставила корзину и всплеснула руками. Улыбнулась во весь рот и воскликнула:

– Мальчик! Какой маленький, какой хорошенький! Иди-ка сюда, иди!

Не успел Яков промолвить и слова, как она схватила его за руку, подхватила свою корзину и потащила его за собой в розовый домик.

Навстречу им вышла толстая женщина с таким же круглым, как у девушки, лицом, видимо, ее мать. Она тоже страшно обрадовалась Якову и засуетилась на кухне. Она положила в печку дров. Налила из ведра большой котел. Поставила на огонь. А дочь сняла с гвоздя кухонный нож и пошла в угол к точильному колесу. Яков с удивлением смотрел на все это, а потом спросил:

– Это действительно Шлангенвальд?

– Еще бы, еще бы, – охотно отвечали обе женщины. При этом мать ворошила огонь, а дочь поплевала на точило, крутнула колесо и наставила нож – вжик-жик, вжик-жик…

– А где здесь живет старуха Ульрика Меншенфрессерин? – спросил Яков.

– Что, – воскликнули обе женщины, – зачем она тебе? Тебе и здесь хорошо. Разве здесь не приятно, разве здесь не уютно?

– Уютно-то уютно, но я должен отдать ей письмо.

– Какое письмо? – спросили женщины, бросая работу, лица у них вытянулись и губы отвисли.

– А вот, – сказал Яков, вынимая конверт.

В ту же секунду младшая выхватила у него письмо из рук, развернула и стала читать вслух:

Тут девушка остановилась и сердито бросила письмо на пол. Но Яков, который очень хотел опять послушать про вкусные блюда, поднял письмо и попросил:

– Дочитайте, пожалуйста, до конца.

Девушка насмешливо фыркнула, взяла листок и прочла:

– Вы можете его… нарядить в зеленую курточку и красную шапочку с бантом… гм… подарить ему высокие сапоги и кожаные перчатки, и еще кружевной воротник в придачу, чтобы он пришел домой красивый… – Вот и все, больше ничего.

– Что, – сказал с изумлением Яков, – разве там это написано?!

– Это, – ответила девушка, отдавая ему письмо. Но он еще больше удивился, когда увидел, что мать, сердито бормоча себе под нос, подошла к огню и перевернула на него котел с водой. Огонь страшно зашипел и погас.

А дочь повесила кухонный нож на место.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Яков про себя, а вслух сказал – Ну, я пойду. До свиданья.

Обе женщины сердито отвернулись, а он вышел. «Пойду лучше в этот, голубой, может она там» – сказал про себя Яков.

Когда он поравнялся с голубым домиком, то услышал веселый крик. Из дверей домика выбежало пятеро детей, и все они, радостно смеясь, бросились к нему. Они окружили его, ухватили за руки и за пуговицы и кричали наперебой:

– Маленький мальчик! Живой мальчишка! Какой розовый! Какой смешной!

Не успел Яков оглянуться, как они втащили его по ступенькам и он очутился на кухне.

– Сейчас мы будем играть, – говорили дети. Одна девочка заявила:

– Я буду играть его пальчиками!

Вторая, водя по лицу Якова своей горячей маленькой рукой, сказала:

– А я буду играть его ушками. Они похожи на хрустики.

Третий, мальчик, который был младше Якова, ходил вокруг и молча глядел на него жадными глазами.

А еще двое старших детей в это время забегали по кухне, и Яков увидел, что они разводят в печке огонь, наливают воду в большой котел и достают из ящика кухонный нож. «Что такое, – подумал Яков, – что они все, как сговорились?».

– Где здесь живет Ульрика Меншенфрессерин? – спросил он громко.

– Что, – в один голос крикнули дети, – зачем тебе старая Ульрика? Разве тебе здесь плохо? С нами интересно! С нами весело!

– Весело, – сказал Яков, – может быть и весело, но у меня для нее есть письмо.

Он помахал своим конвертом. Дети бросили плиту и котел, окружили его, говоря наперебой:

– А что, что написано в этом письме?

Яков подумал и ответил:

– Прочтите.

Старшая девочка вытерла руки о фартук, взяла письмо и прочла:

Дойдя до этого места, девочка спрятала письмо за спину и сказала:

– Дальше не интересно.

– Разве? – запротестовал Яков. – Все-таки интересно, что там дальше. Дочитай, пожалуйста!

Девочка нехотя поднесла письмо к самым глазам, прищурилась и прочла:

– Вы можете его… накормить и нарядить… и подарить ему игрушечную лошадь с повозкой, и лодку с флагом, и домик с трубой и забором, и охотничий ножик в придачу, чтоб он мог резать…

– Что резать? – спросил Яков.

– Ничего. Больше там ничего нет, – сказала девочка и, вздохнувши, отдала ему письмо.

– Так-с, – задумчиво сказал Яков. – Ну, до свиданья…

Он повернулся, чтобы уйти, но в это время застучали шаги и в комнату вошел дровосек.

– А, это опять ты! – крикнул он сердитым голосом. – Ты ведь идешь к старухе Ульрике. Ну, так и иди! А вы что смотрите? – крикнул дровосек детям. – Гасите огонь. Нечего дрова изводить.

Дети молча следили за тем, как Яков выходит. Он спускался по ступенькам, недоумевая, что это за странное письмо, которое при каждом чтении меняется. «Однако, – думал про себя Яков, – надо идти. Но в каком домике она живет, в желтом или в черном?».

Яков засмотрелся на дальний черный домик и хотел уже прямо идти к нему, но когда он поравнялся с забором желтого, ему вдруг пришла в голову мысль: а что, если они все врут! При этом по спине у него прошла дрожь и ему стало весьма неприятно.

Не зная, что решить и что делать, он присел возле глиняной печки, которая стояла у забора, близко от двери домика. Вдруг эта дверь со скрипом открылась и на порог вышла старуха. Когда Яков из-за печной трубы посмотрел на нее, он весь съежился и перестал дышать.

Старуха оглянулась. В это время послышались шаги и Яков увидел, что сюда подходят обе уже знакомые женщины из розового домика. В ту же минуту из голубого домика вышел дровосек со своими детьми. Все они, подойдя к старухе, поклонились и заговорили наперебой:

– Приятного аппетита, фрау Ульрика!

– Поздравляем вас, фрау Меншенфрессерин!

– Он такой пухленький, такой сдобненький!

– Что? Кто? – сказала старуха, поводя глазами. При этом Якову показалось, что и нос ее шевелится, и он еще больше съежился за своей печкой.

– Как кто? – удивились пришедшие. – Маленький мальчик, который вам принес письмо. Надеемся, что вы не забудете своих старых друзей, добрых соседей, которые всегда рады услужить.

– Что такое? В чем дело? – заворчала старуха. – Какой мальчик?

– Разве он не приходил к вам?

Старуха пронзительно оглянулась.

– Но он только что вышел из моего дома, – сказал дровосек.

– Он где-нибудь здесь! – сказала семнадцатилетняя девушка.

– Гм…, – сказала старуха, – понюхаем…

Тут Яков с ужасом увидел, что ее нос вытягивается, двигается по сторонам, сперва налево – нюхает, потом медленно направо. Волосы дыбом встали у Якова на голове. Он увидел, что нос старухи – крючковатый, длинный – все больше вытягивается в его сторону. Тут он вскочил на ноги, дико крикнул, или это ему только показалось, и побежал.

– Вот он! – кричали сзади.

Но тут произошло то, чего он уже не мог увидеть. Старуха, прыгнувши с лестницы, случайно толкнула носом девушку из розового домика. У той из рук упала корзина, из корзины высыпались две человеческие головы и покатились под ноги старухе. Старуха споткнулась и упала со всего размаху. Все с криком бросились поднимать головы и старуху.

Яков был уже в лесу, в чаще. Он бежал, не останавливаясь, целый час. Пока не упал. Некоторое время он лежал, тяжело дыша. Потом сел, стуча зубами. А потом, отдышавшись, вспомнил о черном домике. «Я так и не был там, – подумал Яков. – Что же там может быть?». Он встал и пошел вперед, глубоко задумавшись.

Вдруг он увидел дорогу и услышал топот. Ехала повозка. Ее вез маленький черный мул, быстро стуча копытами. На козлах сидел худой человек, одетый в черное. Яков, который был напуган всем происшедшим, хотел спрятаться, но не успел.

– Ты что тут делаешь, малыш, – крикнул человек, – куда идешь?

– Домой, – отвечал Яков.

– А откуда?

– Из Шлангенвальда.

– Что, – воскликнул человек, останавливая мула, – неужели ты был в Шлангенвальде? Ведь там живут людоеды!

– Да, – сказал Яков, – я был в розовом домике, в голубом и желтом. Там есть еще черный домик…

– Ну и что ж, в этом ты тоже был?

– Нет, в этом не был, – сказал Яков.

– И тебе любопытно? – спросил человек.

Тут Яков вспомнил о письме, вынул его и сказал:

– Интересно, что будет здесь теперь? Прочтите.

Человек стал читать вслух:

Дойдя до этого места, человек усмехнулся и взглянул на Якова. Яков весь съежился и молчал. Человек, переведя глаза на письмо, продолжал:

– Вы можете его нашинковать и стушить с капустой, или засолить, или закоптить и запечь в тесте. Обратите внимание на язык. Может быть, вам придет охота сделать холодец из ножек или отбивные в сухарях. Во всяком случае я уверен – что бы вы ни придумали, блюда будут выше всяких похвал. Остаюсь глубоко уважающим вас и преданным вам Вальтером Фляйшем. Как ваше драгоценное здоровье? Не беспокоит ли вас сосед из черного дома?

Человек опять ухмыльнулся. Потом сказал:

– Ну, садись, малыш, я тебя подвезу.

Он стегнул мула и к вечеру довез Якова до самого его дома.

– Спасибо, – сказал Яков, сходя с повозки, – прощайте.

– До свиданья, – ответил человек и поехал дальше.

Яков попал как раз на праздник. Родители ласкали и угощали его. Но когда сошлось много детей и начались игры и танцы, Яков стоял у стены, озабоченный и задумчивый. Через три дня он должен был возвращаться к хозяину. Три дня прошли. Родители проводили Якова до леса, и он пошел.

Как только он остался один, тотчас стал думать о черном домике и гадать, что там могло быть.

Пройдя половину дороги, он сошел с тропы, вошел в чащу и пошел по лесу. Начинало темнеть. Он как будто узнавал знакомые места. Да, то одно дерево, то другое он вроде уже видел. Вот под этим он пережидал дождь. Яков пошел быстрее, уже в темноте. Он решил спуститься в деревню ночью, пробраться к черному домику и только заглянуть в окно. Он весь горел от любопытства и нетерпения. Скоро он узнал ту поляну, где встретился с дровосеком. Но вокруг было совсем темно. Он никак не мог найти спуска и все натыкался на кусты. Тогда он улегся под деревом и заснул.

Когда он проснулся, было уже светло. Он вскочил на ноги и огляделся. Перед ним была сплошная чаща. Ни спуска, ни деревни не было. Он ошибся. Вздохнув, Яков пошел наудачу и пришел к дороге.

Когда он уже подходил к городу, то вдруг услышал из-за поворота дороги топот. Через минуту оттуда выехала повозка, которую он сразу узнал. Худой, одетый в черное человек кивнул ему и сказал насмешливо:

– Когда ты надумаешь еще раз, то сворачивай с дороги не вправо, а влево, если идешь из дому.

– Ничего не надумаю, – отвечал Яков смущенно. – Прощайте.

– До свиданья, – сказал человек.

Яков вернулся к хозяину.

8 декабря 1946 г.